Как хорошо я помню тот самый день, когда я пошел в пещеры Гефеста. Та кузница, такая темная, наполненная жаром и запахом металла, одна из самых любимых моих мест. Здесь Гефест создает чудесные вещи, не сравнимые ни с одним созданием смертных. Мне не нужны те кольца и побрякушки, что он делает, все равно, волшебные они или нет. Но вот там, в отблесках огня лежат самые прекрасные творения хромого бога. О, Олимп, как я люблю смотреть, как он берет простой кусок металла, нагревает его, кует и создает меч, который в умелых руках гораздо более прекрасен, чем какой-нибудь надоедливый цветок и выкован с такой силой, что даже титаны не смогут его сломать. Красота Афродиты - пустяк по сравнению с оружием, что кует Гефест. Как я завидую его таланту! Но там где он создает, я использую его творения. И в тот роковой день я пришел в кузницу, чтобы посмотреть на его новые работы. Но я не увидел там меча, которого давно ожидал с нетерпением. Нет! Вместо него там лежали стрелы. Странные маленькие штучки, все золотые, с противными серебряными розочками на них. Они не были предназначены для войны! Я бы мог сломать любую одним движением пальца. Что за жалкие создания! Я почувствовал кого-то со стороны и оглянулся. Купидон, сын Афродиты, стоял там, улыбаясь мне. Я редко общаюсь с богами олимпийцами, они мне не нужны, а этот молодой бог, как и его говорливая мамаша, мне порядком надоели. Любовь это чувство для бедняков крестьян, а не для воинов. Мое сердце - холодный металл, в нем нет места чувствам и любви. И мне не нужны боги, что имеют дело с такими глупыми вещами!

    "Здравствуй, Арес. Что ты здесь делаешь?" - спросил меня Купидон.
Мое лицо не выразило ничего, кроме отвращения. "Пришел купить несколько новых вещей у Гефеста". Бог кивнул и взял одну из своих золотистых стрел. "Гляди, он только что закончил их для меня".
Я помню, как расхохотался, тряся головой в приступе веселья. Это были не стрелы, а просто игрушки... как раз для такого мальчишки, как он. Я так ему и сказал. Потом, протянув руку, я схватил одну из маленьких стрел, пытаясь сломать ее одним усилием. Но к моему удивлению, когда мои пальцы схватили древко стрелы, я почувствовал легкий укол в ладонь. Разжимая кулак, я нахмурился и увидел, как капля крови упала с моей ладони. Купидон, эта молодая пародия на бога, улыбнулся и исчез в сгустке света, оставляя меня в одиночестве и очень озабоченным. Злость и что-то еще, может быть тоска, пронеслись вихрем через мой мозг. Вдруг я захотел чего-то еще. Жажда крови! И мысль и мщении. Я знал, что такое терпение! Тот бог еще от меня получит! Мщение это то, что любой воин знает в совершенстве.

    Все, что мне сейчас было нужно, это сражение, и с этой мыслью я стал искать место с тем самым привкусом, что я так хорошо знал, привкусом крови, льющейся из ран на темную землю, привкусом горячей злости в сердце воина, когда его друзья падают раненые вокруг, привкусом славы и торжества, когда воина захватывают эмоции сражения, наслаждения, когда чувствуешь рукоять меча в одной руке и гладкую кожу застежек щита в другой. Вон там.

    Мой мозг нашел то место и с этого момента я был уже там, перенесясь на поле битвы в доли секунды, невидимый простым смертным. Я узнал тех людей, подонки, не знающие даров, что мои воины получают от меня, проливая кровь и крича мое имя в пылу схватки. Они были в масках, почти все. Их военачальника звали Кортез. Как тот трус приобрел такую власть было для меня загадкой. Смертные так изменчивы и непостоянны. Я думал тогда так, и сейчас все еще считаю это правдой. Эта кучка разбойников, эта шайка, разоряла поселки Колхиды и теперь угрожала Амфиполису. Я наблюдал, как Кортез и его люди, ожидавшие легкую добычу, вместо того нарвались на засаду. Крестьяне, почти все молодые юноши, собрались и сражались вместе, отражая натиск шайки. Но кто же был главным? Я удивился. Кто собрал вместе трусливых крестьян, обучил их, создав из них могучую силу, противостоящую даже более многолюдной и лучше обученной шайке. Я наблюдал, наслаждаясь кровопролитием, и потом я увидел ее, и мое сердце, сердце бога... остановилось.

    Клянусь кровью Хроноса, она была прекрасна. Высокая, мускулистая, но грациозная как кошка. Ее волосы летели за спиной, как черный ворон на поле битвы, трепеща на ветру от ее выпадов. Мускулы перекатывались под ее гладкой бронзовой кожей, как волны на морской поверхности. Ее доспехи были бедны, а меч в ее руке годился только на свалку. Эта женщина притягивала меня, она проливала кровь, насыщая меня, хотя она ни разу не выкрикнула мое имя в схватке. Она двигалась как ястреб, уверенно и свободно, отражая удары и вонзая лезвие меча в одного соперника за другим. Она была чудом. Я знал, что те крестьяне не выжили бы без нее. Она нужна была мне, я знал это так же точно, как и то, что она была создана для битвы. Потом к ней подбежал другой, сначала я подумал простой крестьянин. Но позже по его движениям я понял, что они были одной крови. Две половинки одного целого - брат и сестра. Хотя я видел, что юноша был немного младше. Его волосы были цвета соломы, глаза цвета отполированного льда. Они не были близнецами по рождению, но по душе. Вместе они двигались как один, круша врага за врагом.

    Я почувствовал роковую руку богинь судьбы в тот момент и удивился немного, но все мое внимание было целиком отдано молодой женщине-воину впереди меня. Я не мог думать ни о чем другом. Я увидел удар позади нее. Настоящий удар, без жалости со стороны носителя меча, удар, дарующий смерть. Я ничего не пытался сделать, я даже немного обрадовался, потому что я - бог войны и сама смерть, Селеста, сопровождает меня в битвах. Когда светловолосый юноша упал на землю, на секунду время остановилось для меня, когда я увидел само олицетворение красоты. Она вся встряхнулась, издав крик, как одна из Аидовых гарпий. Как извергающийся вулкан она пронеслась, сметая все на своем пути, к юноше подле нее. Мои глаза широко раскрылись, та аура эмоций, исходящих из ее души переполнила и опьянила меня. Я следил за ней, не смея оторвать взгляда.

    Я удовлетворенно наблюдал, как воины Кортеза были разбиты, а их военачальник трусливо бежал. Они не попытаются больше вернуться в Амфиполис, я это знал. Когда противник отступил, моя львица сжалась около тела брата. Она не заплакала и это расположило ее ко мне даже больше, чем все остальное. Держа тело брата на своих руках, она была переполнена эмоциями, ярость и ненависть, смешанные со сладким привкусом жажды крови. И тогда я почувствовал, что этот поток эмоций был остановлен с такой силой, что я был изумлен. Эта молодая женщина, почти ребенок, потеряла что-то очень дорогое и сейчас просто стояла там на камнях - как источник шторма.

    Черноволосая голова поднялась и посмотрела в мою сторону; режущий взгляд голубых глаз, холодных как верхушка горы Олимп, встретился с моим. Или мне это только показалось? Я знал, что я был невидим смертному глазу.

    Я застыл под ее взглядом, как животное, окруженное безжалостными охотниками. Это было новым для меня, также как и чувство внутри меня с того момента, как я ее увидел. Исчезла злость на мальчишку-бога, боль в моей ладони исчезла в тот миг. Но вместо того я почувствовал новую боль. Моя рука, та, уколотая стрелой Купидона, поднялась и дотронулась до груди, где стучало мое сердце. Чувство, такое же яркое, как пламя в кузнице Гефеста, прорвалось во мне. Эта женщина-воин... я был побежден ею. Не может быть! Я же бог войны, лорд сражений!

    Моя рука напряглась, а боль в моем сердце нарастала. Все что я знал, это то, что мне нужна была она. Она так молода и еще многому должна научиться в битвах. Я буду ее наставником, учителем и даже больше, я буду ее покровителем... нет! Она будет моей избранницей! Я знал, что вместе с ней мы завоюем мир, я просто знал это.

    В тот момент я почти стал видимым, но ее взгляд упал вниз и с огромным усилием она подняла тело брата. Я следовал за ней, когда она вела своих воинов (они теперь были уже точно ее воинами) обратно в поселок. Некоторые тоже несли своих товарищей, раненых, умирающих или мертвых. Ни один житель Амфиполиса не был оставлен на поле битвы. Таков обычай в Греции, независимо от того, будут ли жертвы похоронены или сожжены на погребальном костре.

    Обычно я не наблюдаю за захоронением воинов. Их жизнь уже закончена и мне не нужны их тела. Но на этот раз я остался, не из-за ее брата, но из-за нее. Я стоял там, наблюдая, как она бережно соорудила саркофаг и вместе с матерью поместила тело брата внутрь. Я никогда не понимал обычаев смертных... Зачем смывать кровь с тел погибших воинов? Они должны бы гордиться ею, а не позволять ей впитаться в землю, смешиваясь с грязью. Смертные... Я никогда не понимал их. Я наблюдал, как они поместили саркофаг в пещеру и видел как плакала ее мать. И потом я увидел лицо ее матери и вздрогнул. Я вспомнил ее имя и название городка, и маленький храм, что был построен там в честь меня. Сирина. По моей коже пробежали мурашки, когда я взглянул на ее молчащую дочь. Она была хладнокровна, как ледяное лезвие меча по сравнению с ее плачущей матерью.

    Ее пьяница-отец, завидующий тому, что жена все внимание отдавала дочери, был моим рьяным последователем, хотя и никчемным воином. Я помнил. Он был убит, когда хотел принести дочь мне в жертву, посвящая ее жизнь богу войны. По его словам, я ему так приказал. Я помнил мой гнев в то время. Я не давал приказа убивать ребенка и позаботился о том, чтобы об этом узнал Аид во время подземного суда. Он теперь навечно в Тартаре и это научит его не лгать о воле богов.

    Я помню мои мысли в тот миг, когда крестьяне оставили их одних в пещере; как я завидовал ее матери! Те длинные бронзовые руки обняли плечи Сирины защитным жестом. Все внутри меня перевернулось. Мне нужна была она, но не так, как другие, что я знал. Я был завоевателем, богом завоевателей, и все же я не хотел подчинять ее своей воле. Я сам не знал, чего я хотел. Я наблюдал за ней в ту ночь, когда ее мать вышла из пещеры. Одинокий факел горел у стены, единственное, что освещало саркофаг юноши. Через несколько секунд она заговорила и опять мое сердце замерло, но теперь по другой причине.

"Кто здесь? Я чувствую тебя. Ты был там во время схватки."
Ее голос очаровал меня и заставил задрожать. Я радостно улыбнулся. Она чувствует мое присутствие? Интересно, как? Подумав, я возник перед ней и удивленно заметил, что она схватилась за меч, подняв его перед собой.

"Зе-е-ена" - протяжно произнес я, позволяя звуку ее имени вырваться из глубин моего горла. Я наблюдал, как она съежилась от моего голоса.
"Кто ты?" - ее глаза были широко раскрыты, но не от испуга, а от удивления.

"Кем ты хочешь, чтобы я был?" - помню, что спросил тогда, надеясь на ответ, но она не отвечала. Вместо того она повторила вопрос. И тогда я сказал ей: "Я - Арес, бог войны, сын Зевса и Геры. Я окровавленный меч, я - зов победы, я - дрожь славы в твоих венах, я - жажда крови на твоих губах, я - движение твоей руки, отражающей удары соперника, я удовольствие, что ты чувствуешь, вонзая меч в грудь врага. Я - Арес."
Даже сейчас, не знаю почему, я вдруг стал так... поэтичен. Это совсем не похоже на меня.

    Я был удивлен. Но позже узнал, что если дело касалось Зены и меня, я всегда натыкался на сюрприз. Но она тоже казалась удивленной. Хотя я и не знал почему, из-за меня или нет. Но удивленное выражение исчезло с ее лица и вместо него я поймал тот самый хладнокровный и замкнутый взгляд, который позже я видел не раз и полюбил. Тот взгляд околдовал меня тогда и даже сейчас он заставляет мою кровь стынуть в жилах.
"Арес?"

"Бог войны, и так далее, и так далее, и так далее, да, это я," - я пробормотал. Она раскрыла часть моей души, способную шутить, часть, о существовании которой не знал даже я. Что же такое было в этой смертной, что заставило меня меняться, делать что-то, на что я был неспособен ранее? "Со мной это меч тебе не понадобится," - сказал я, указав на оружие движением бровей. Она отложила его в сторону, но я заметил, что все равно осталась напряженной, готовой к схватке.

"Почему?"
Я приподнял бровь. О чем же она спрашивала?
"Что почему?"
"Почему ты забрал у меня брата?"

    А-а, та самая другая половина ее души. Мне придется сделать что-то с ней, если я надеялся ее уговорить. Но как? И вдруг идея возникла в моем мозгу. Правда иногда бывает полезной.
"Я не виноват. Кортез не... выбран мною. Он труслив и не достоин моего внимания. А насчет смерти брата тебе лучше спросить богинь судьбы." Позже я узнаю, что она задаст им этот вопрос. И это будет мне стоить почти всего. Те три богини доставили мне немало забот.
Я подошел ближе, вдыхая запах ее тела. Запах крови и смерти все еще окружал ее. О Гера, королева и мать, что это за чувство она во мне разбудила? И потом я задал вопрос, что мог изменить всю мою судьбу:
"Что ты хочешь?"

"Что?" - ее глаза раскрылись в нерешительности. Все-таки я появился минуту назад нежданным гостем.
"Что ты хочешь сильнее всего на свете? Но не проси жизни брата, Зена, этого я не могу тебе дать." - я был непреклонен о последнем условии, не желая, чтобы Лайсиас смешал все мои планы. Она задумалась и сверкнула глазами: "Защита Амфиполиса - если я не могу вернуть брата, я хочу, чтобы моя родина не страдала от таких, как Кортез".
Идеально! То, что мне надо.
"Я могу это сделать, Зена".

"Но как?"
"Я наблюдал за тобой. Тебе многому нужно научиться, но все качества, что я обожаю в воине, есть внутри тебя. Ты видишь это... и я это тоже вижу. Последуй за мной!" - я помню дрожание собственной руки, когда дотронулся до ее щеки в первый раз. "Мы завоюем вир. Ты и я. Вместе, Зена, больше никого. Никто больше нам не нужен!"
"Амфиполис?" - она полузакрыла глаза и прижалась щекой к моей ладони. Неужели она испытывала что-то ко мне?

"С моей поддержкой, я обучу тебя всему, и вместе мы будем защищать Амфиполис и все вокруг. Никто не посмеет пойти против тебя, Зена!" - Да, Зена, это только начало. Один поселок, потом другой, потом город, потом государство, потом хоть всю Грецию и даже больше, Зена.
Я никогда не забуду те несколько секунд молчания. Я - бог, и потому терпелив, время летит для меня быстрее чем для смертных. Но когда она стояла там, обдумывая мое предложение, все что я мог, это глядеть в ее бессмертно-голубые глаза и молча молить об ответе. Время было для меня пыткой. Моя рука, все еще на ее щеке, горела. И тот жар, казалось, только растягивал время, пока оно не стало вечностью для меня. Я был беспомощен перед временем и перед ней. Все внутри меня было объято болью, я знал в тот миг, что излечиться я смогу, только услышав ее голос. Но она молчала и я содрогался от мук. Я, Арес, был объят болью? Из-за молчания простой смертной?! Это поразило меня, и все еще поражает. О, мальчишка-бог, сколько несчастий ты принес мне в тот день! Отец Зевс... Боль! Мое сердце ныло, все внутри меня перевернулось, тело дрожало. Я был болен? Отравлен? Не может быть! Что может сразить бога? Ничего. Но все равно я был болен, или только считал так в тот миг.

"Я согласна."
Такие простые слова, и все же они вернули меня к жизни, и радость волной заполнила мои вены. Она теперь принадлежала мне. Я улыбнулся: "Хорошо. Ты готова?"
"Да," - ответила она, просто, не тратя слов.
"Пора, Зена. Собери своих людей. Ты должна заставить их последовать за тобой далеко от своей деревни. Заставь их идти за твоей мечтой!"

    В тот момент она казалась выше и стройнее, чем обычно. У нее опять появилась цель. Надежда. Она повернулась и вывела меня из пещеры, созвав людей, что она вела против Кортеза. Тогда я увидел ее талант лидера во всей красе. Она могла говорить не как простая крестьянка. Или скорее да, как простая крестьянка. Ведь она разговаривала с крестьянами. Она не знала, что сказать и немного времени спустя люди были готовы последовать за ней в глубины Тартара и обратно. И это было только ничтожной крупицей того, что я запланировал для нее, но все-таки это было началом.

    Остальные крестьяне не были обрадованы. Особенно мать Зены. И я не могу ее винить, но она сдерживала мою Избранную и мои мечты. И когда Сирина начала отговоры, я начал нашептывать Зене: "За Амфиполис, - сказал я ей, - ради того, чтобы смерть Лайсиаса не была напрасной..." Я особенно горжусь этим. Я использовал смерть ее брата, чтобы уговорить ее последовать за мной. И это сработало. Я ликовал, когда Зена выбежала из родного дома, желая защищать Амфиполис любой ценой.

    У меня была моя Избранная. У меня появилась новая сторона души.

    Прошло много лет с того дня. Десять лет Зена следовала за мной. Десять лет славы с редкими моментами глупости с ее стороны. Юлий Цезарь был одним, кто смог победить ее. Когда дело касалось ее сердца, она слишком много доверяла. Но он излечил ее от этого недостатка, на время. В ту темную ночь в хибаре лекаря на горе Нестос, сила, что пряталась в глубинах ее души, вырвалась наружу. И когда она проснулась, я знал, что мир будет принадлежать ей. Она была великолепна, сама смерть. Земля Китая... я почти потерял ее там, но темнота ее души удержала ее подле меня, эта сладкая темнота внутри нее. Ненависть и злость. И она использовала все это, чтобы завоевывать. Коринф был великим достижением и меня все еще переполняет гордость при мысли о нем. Плохо только, что моя мечта закончилась. За это я так ненавижу моего брата Геракла и эту болтливую девчонку. Они разрушили темную половину ее души. Но частица ее все равно осталась. Я это знаю. Я все еще это чувствую, вместе с памятью теплоты ее руки, что дотрагиваясь, заставляет сердце разрываться от боли и биться сильнее. Она все еще там. И иногда эта темная половина ее души в чем-то проявляет себя, и я улыбаюсь, восхищаясь тем чудом, что судьба подарила мне - Зена.

    Год за годом я все еще наблюдаю за ней. Я не могу злиться (ну, не слишком) на нее. После всего, что случилось, она все равно осталась моей Избранной. И воспоминания о ней пробуждают ту дрожь и тоску в моем сердце. Я все еще не знаю почему. Мальчишка-бог навещает меня иногда. Я так его ненавижу. Он смеется и говорит о том, как сам бог войны был ранен его стрелою. Ах, дети. Хоть бы говорил он понятней. Это был всего лишь легкий укол в ладонь. Какой вред может причинить детская игрушка богу войны?